Сколько себя помню, выражение ““good grief”(дословный перевод “хорошее горе”) использовали как ругательство персонажи мультфильма «Пинатс» (Примечание переводчика: другой перевод мультфильма – «Мелочь пузатая», мультфильм создан по мотивам популярного ежедневного американского комикса). Значительную часть жизни я произносил эту фразу, когда был удивлён, испытывал тревогу или фрустрацию. Мне в голову не приходило о том, что в этом эвфемизме может быть скрыт более глубокий смысл. До прихода в АС (21 октября 1998 года) я жил, накапливая застывшее горе. Только пройдя несколько кругов по Шагам Программы, я наконец начал осознавать смысл и преимущества горевания. И осознал, что проживание горя было целительно и полезно для меня.

Когда мне было четырнадцать лет, мой родной дядя совершил самоубийство. Это произошло из-за посттравматического стрессового расстройства (ПТСР), возникшего в результате Второй мировой войны. Когда мне исполнилось шестнадцать, от аневризмы головного мозга скоропостижно скончался мой старший брат, которому на тот момент было всего двадцать два года. Две неожиданные смерти за такой короткий промежуток ошеломили меня – таким был первый опыт горя в моей жизни. Я физически ощущал, как горе разрывало моё юное страдающее сердце на части. В обоих случаях я терял контроль над эмоциями, и мне было стыдно за свою слабость, за то, что я был убит горем и постоянно плакал. Я решил, что буду лучше контролировать эмоции, связанные с горем.

В течение следующих пятнадцати лет ушли из жизни несколько моих сверстников. Я потерял двоих самых близких друзей, троих школьных приятелей, двоих двоюродных братьев и молодого соседа. Все они покончили с собой. Ещё один школьный друг скончался от опухоли головного мозга, а ещё пятеро погибли в авариях. Я старался подавлять горе, не чувствовать боль и забывать неприятные ситуации как можно скорее. Тогда я даже не подозревал, что невыплаканное горе оставалось замороженым в моём теле и душе, отчего я становился все более холодным и бесчувственным. Когда до меня доходили новости о том, что кто-то умер или кого-то убили, я уже совсем ничего не чувствовал. Но ещё хуже было то, что я становился всё более циничным и жестоким.

Когда мне было тридцать два года, ушла из жизни моя мама, и она стала первой, чью смерть я позволил себе оплакивать. Тогда же я позволил себе переживать и смерть брата, несмотря на то, что с того момента прошло уже более шестнадцати лет. И тогда я наконец испытал облегчение и позволил себе чувствовать любовь и боль от потерь в семье. Этот опыт проживания скорби подготовил благоприятную почву для моей будущей работы по Двенадцати Шагам. Тем не менее, тогда я всё ещё не позволял себе эмоционально относиться к другим утратам, которые произошли в моей жизни.

Интересно, что до прихода в АС каждую осень, примерно в последние две недели октября, а иногда вплоть до конца ноября, я проживал то, что называл «тёмными временами». Это был период накатывающей депрессии, и потребовалось более пятнадцати лет, прежде чем я наконец заметил, что она возвращалась из года в год в одно и то же время. В общей сложности невыплаканное горе хранилось внутри меня почти тридцать лет. Стоит ли говорить, что непрожитое горе стало дополнительным фактором, которое способствовало прогрессированию моей сексуальной зависимости. Погружение в мир фантазий было для меня единственным утешением, давало возможность сбежать от реальности.

Наконец, на четырех годах выздоровления в АС, в период ноябрьской депрессии я заговорил о своём горе со спонсором. Он стал моим первым близким другом за долгие годы. Я начал свой рассказ с того, что почувствовал освобождение, когда позволил себе оплакивать смерть матери. В наших еженедельных разговорах я начал называть вещи своими именами, а затем осмелился посчитать все эти смерти и самоубийства. Из шестнадцати моих ровесников, которые ушли из жизни за последние пятнадцать лет, тринадцать были мужчинами. Один этот факт сильно влиял на моё поведение, особенно когда дело касалось поддержания дружеских отношений с мужчинами. Я всё ещё избегал близких отношений, прятал свои чувства, замыкался в себе, держался подальше от неприятных людей, мест и вещей.

Постепенно в процессе выздоровления я осознал, что выстроил вокруг себя глиняный щит. К счастью, в нём были трещины, через которые эмоции проникали внутрь. Однако, будучи запертым в созданной своими же руками «керамической тюрьме», я ощущал «чувство вины, ненависть к себе, угрызения совести, пустоту и боль» и продолжал «ещё больше погружаться в себя», убегать «прочь от реальности и любви», пока совсем не «затерялся внутри себя» (Белая книга АС, стр. 250-251).

В процессе выздоровления я учился вспоминать тех, кого потерял и мягко напоминать себе, кем они для меня были. Я начал делиться чувствами с теми, с кем это было безопасно и возносить молитвы за усопших. Оплакивая горе, я увидел, как боль утраты постепенно рассеивается, до тех пор пока на её месте не остаётся только любовь. Проживание горя помогло мне освободиться от некоторых аспектов зависимости, а также от чувства “вины выжившего”, которое обычно преследует свидетеля чужой смерти. Я научился сострадать и, продолжая работать по Шагам, постепенно оттаивал и осмелился на дружбу с другими мужчинами.

На собственном опыте могу сказать, что процесс проживания горя имеет начало, середину и постепенное завершение (я всё ещё молюсь за своих друзей и любимых). Благодаря работе по Шагам, мне становится всё легче препоручать дефекты своего характера. Я чувствую всё больше благодарности за своё выздоровление и даже за то, что я сексоголик. В результате ежедневной работы по Программе я сейчас в большей мере «полностью готов» (Шестой Шаг) «препоручить [свою] волю и [жизнь]» Высшей Силе (Третий Шаг), потому что знаю, что несмотря на страх и сопротивление, в результате выздоровления мы познаем новые отношения, новую свободу и новое счастье (Большая книга АА, стр. 81). Благодаря горю я наконец могу “посмотреть миру в глаза и стать свободным”» (Белая книга АС, стр. 252).